«ДЁМИНСКИЕ ЗАПИСКИ» ПИСАТЕЛЯ СЕРГЕЯ ПОПОВА-СОСНИНА

Мне ещё радостно писать о нем, потому что он мой земляк, хотя разница в возрасте не даёт нам возможности для обширных совместных воспоминаний. Я жил в хуторе Дёминском с 1942 по 1952 год, а он – с 1953 по 1967 год. Но всё-таки общие точки соприкосновения есть – это, например, моя первая учительница Клавдия Ивановна Пристанскова, которая работала в школе вместе с матерью писателя.

Об эмоциональной радости, которую несут его рассказы, писали многие критики. Они называли его произведения родниковыми по замыслу, ручьистыми и солнечными (В.С. Макеев, 2007; Т.И. Брыксина, 2011). И это бесспорно. Сергей Яковлевич обожает нашу «Дёминку» как свою малую родину. Она для него — благословенный край. А что привлекает детей больше всего? Конечно же, речка. И несмотря на то, что в нашем степном хуторе нет её, наш ландшафт достаточно интересен из-за обилия прудов, в которых водятся лини, караси, карпята и пескари. Также возле хутора множество оврагов, по склонам которых растут диковинные цветы, вызревает земляника..

Теперь о художественных достоинствах данного произведения. После его прочтения я бы назвал автора не прозаиком, не беллетристом, а писателем-художником. Корневая основа этого понятия роднит его со словом «живописец», то есть рисующим, выписывающим природу, характеры людей. Вот, пример, как он ярко и образно описывает сельский пейзаж в рассказе «Малоголовский пруд, или рыбалка на пескарей»: «Как ни странно, нас вела растресканная, чуть пробитая машинами дорога. Слева от неё то высилась кукуруза, обсыпáвшая нас сухой пыльцой, то щетинилась тугими метёлками трава-суданка, то мягко, волнами выгибались от ветра овсы» и т.д. А дальше о ещё образнее и красивее: «… Жаворонки пели, будто держа в своих клювиках длинные нити-рулады за кончики». Или: «В черноте ночи покрякивали утки. Селезень бил крылом о воду, резко вскрикивая, и криком этим распарывалась ночь, будто чёрная саржа – ножницами». И это всё только в одном рассказе. Поэтому моего земляка с полным правом можно назвать также и поэтом в прозе. Он отображает мир не только сочными эпитетами, но и точными и неожиданными образами и сравнениями.

Для писателя характерна и детальность изображения. В рассказе «Букет из Крутого» упоминается свыше двадцати названий растений, ведь недаром он является доктором биологических наук, и каждому растению одним штрихом даётся красочное описание: «синий мохнатый шалфей», «нежной розовости вязель», «шпористая жёлтая льнянка» и т.д. Вот такие поэтические картинки рисует писатель, пробуждая тёплые воспоминания и дремлющие чувства.

Такое же образное описание характера и внешнего вида людей: «Сашка круглоголовый и лопоухий, вечно с наступлением лета стриженный «под ноль». Или как он отслеживает поведение учительницы Полины Ивановны в одноименном рассказе: «Когда она сердилась, её щечки начинали пожевывать что-то и надуваться, как у хомячка, нос и скулы краснели» и т.д.

Вот как несколькими мазками словесной живописи он описывает Клавдию в своей маленькой повести «Дёминская Лолерея»: «Клавдию, с первого взгляда, нельзя было назвать красавицей, однако дебелые казаки, встречавшие её на дороге одну, непременно воровски оглядывались…Что-то непридуманно природное и манящее было в женщине, отчего казаки напружинивались. К тому же голос её легонько грассировал на перекате двух букв, «р» и «л», – и оттого казался неземным, мягко волшебным».

Как я уже отметил, мы с писателем проживали в хуторе в разное время. Но есть один реальный персонаж, которого с печальной грустью описывает в рассказе «Букет из Крутого» Сергей Попов-Соснин. Это его одноклассник Колька Гордеев, жизнь которого однажды пересеклась с моей. В 1969 году я проходил как студент культпросвет-училища преддипломную практику в своём родном хуторе Дёминском. Мы вместе выступали в одном концерте, посвященном окончанию сельхозработ. Я читал стихи, а он исполнял полонез Огинского «Прощание с Родиной» на баяне. Исполнял настолько талантливо и проникновенно, что врезалось в память. Как оказалось, это было его прощание с малой родиной, с друзьями и жизнью: через четыре месяца он трагически погиб, замёрз в степи. И потом в трудные минуты жизни я вспоминал эту музыку, русого мальчика в простой рубашке, и эта мелодия вдохновляла меня на преодоление жизненных трудностей, обволакивала душу грустью, но светлой и созидательной. И когда в этом рассказе Сергея Попова-Соснина, а также в другом – «Духовой оркестр» – я встретился с этим Колей Гордеевым и побывал на одной эмоциональной волне сопереживания с автором. Так что, Коля, не зря ты прожил свою короткую жизнь, жаль только, что лучезарного света оказалось так мало, но и он проник в чувства и не только мои.

Но, доколе?! Мы, россияне, научимся беречь материальные, а главное, человеческие ресурсы. Доколе?! Дёминка оказалась не только очарованным, но и заколдованным местом. В том же рассказе упоминается о мальчике Коле Долгиреве, который на колхозном току утонул в зерне. И о других односельчанах, трагически погибших.

А сколько подобных трагических случае, но в масштабах нашей большой страны… Доколе?!

А об нашем отношении к природе и материальным ресурсам и говорить не приходится. Вот весьма выразительный мазок писателя-художника в рассказе «Букет из крутого»: его друг Юрий Пристансков рассказал, что когда он приехал в Федосеевку на Хопёрский меловый кряж, где рос в детстве у бабушки, и увидал, что местами кряж стёсан, а в бело-ржавых ямах валяются тракторы, то заплакал. И уехал оттуда уже навсегда…

Теперь о «Дёминской Лолерее» – маленькой повести, размещённой, как уже отмечалось, в той же книге «Дёминские записки». Каковы описываемые события и прототипы?

В небольшой повести «Дёминская Лолерея», которая не выходит за рамки «Дёминских записок» как книги и дополняет рассказы, писатель творчески продолжает традиции русской и советской литературы, которая всегда сострадательно относилась к нелёгкой, порой трагической судьбе русской женщины. Вспомним образы Екатерины в драме А.Н. Островского «Гроза», Настёну в повести «Живи и помни» В.Г. Распутина, главную героиню «Матрёнина двора» у А.И. Солженицына. Некоторые элементы языка, сюжета, композиции у автора и упомянутых писателей, а также представителя русского сентиментализма Н.С. Карамзина – во многом совпадают. Тот же мелодичный слог, пристальное внимание к переживаниям героев, живописная природа, схожие обстоятельства гибели героинь, утонувших в пруду, но главное – сострадательное, щемящее чувство жалости писателей к дорогим их сердцу этим простым и светлым женщинам.

Одной из таких в повести «Дёминская Лолерея» является молодая учительница немецкого языка Клавдия Михальченко, жизнь которой сначала разрушает, а потом окончательно и безжалостно добивает тотально-административная система, если она находится в руках властолюбивых и эгоистичных людей. Таким человеком показан директор местной средней школы Александр Тихонович Грач (у реального субъекта была другая фамилия). Этот персонаж по-своему и в своих корыстных интересах истолковывает вообще-то гуманную идею социализма и стремится безраздельно властвовать над подчиненными. И если, как я уже заметил, в рассказах автор несколькими выразительными штрихами описывает характер и внешность героев, то в повести он прибегает к иному приему – персонажу он даёт фамилию, совпадающую с названием птицы. И сразу видишь грача, важно шагающего, вооружённого длинным мощным клювом – и это дополняет характер директора, который готов придраться к промахам своих подчинённых и клевать их, и клевать, если они в чём-то не угождают ему. Вот такой корыстолюбивый человек и встретился в повести на пути молодой учительницы, к тому же привлекательной женщины, не желавшей изменять недавно умершему мужу. И вот, когда однажды Клавдия пришла с вечеринки, выпив всего полрюмочки, Грач, вместо того, чтобы по-человечески поговорить с ней, отстранил её от занятий и отправил домой. После двух таких случаев директор доложил об этом в район. А те, перестраховываясь, – в область. Там партноменклатурщик, вместо того, чтобы разобраться, сказал как отрезал: «Партия должна быть кристально чистой» – что обрекло Клавдию, члена партии, на драматические изменения судьбы.

В скором времени Клавдию отстранили от работы в школе, а в её учетную карточку члена КПСС записали строгий выговор с предупреждением об исключении. Более того, с высшей точки хуторской интеллигенции – учителя немецкого языка – её, разжаловав, отправили на местную молочно-товарную ферму работать телятницей. И хотя она на этой должности трудилась весьма успешно, репрессивная и бюрократическая машина, как танк, медленно и неотвратимо двигалась на неё. Клавдию Михальченко без всяких на то оснований и неожиданно для всех исключили из партии, что было для неё сильнейшим ударом. Ведь её мать Галина Макарова (а это уже реальный факт) во время войны была секретарём райкома. И во время бомбёжки она в последнем движении прикрыла дочь своим телом от осколков, погибнув сама. С тех пор, – как отмечает автор, – всё, что было связано с погибшей матерью, стало для неё святым, и конечно же, святой для ней считалась партия. После всего случившегося она стала много пить и трагически погибла.

Автор не поднимает вопрос о самоубийстве, пусть читатель сам решает: сознательно или по неосторожности она утонула в пруду. Но я знаю, да и писатель тоже, что реальная Клавдия Николаевна Михайленко – прототип женщины, описанной в повести – не покончила с собой, а упала возле аптеки, что стояла на углу улицы Советской и переулка Максима Горького в г. Новоаннинском в результате сердечного приступа. Нет, она боролась как могла со страшным недугом, но не смогла его победить.

А теперь я открою читателю секрет. Дело в том, что Галина Макарова является моей двоюродной сестрой, её отец и мой – родными братьями; соответственно, Клавдия Николаевна – моя двоюродная племянница. Автор слегка изменил её фамилию, а настоящая – Михайлéнко.

И хотя в моём детстве наши пути несколько лет пересекались в родном хуторе, я её смутно помню, а больше знаю по рассказам моей сестры Александры, с которой они были закадычные подруги. Например, в 1942 году, когда им было по 15 лет, а я только что родился, они вместе спали на сеновале, (а как раз возле Дёминки, в овраге с названием Репный три молодые женщины задержали немецкого парашютиста). И вот Клавдия услышала шорох и какой-то скрип и шёпотом говорит сестре своим неподражаемым грассирующим голосом: «Шугка, Шугка, а это, наверное, шпиёны». И они от страха прятались под одеялом. А утром они узнали от моей матери, что сильный ветер сорвал в сарае одну дверную петлю и она всю ночь скрипела. Помню, как про это рассказывала с неподдельным юмором моя сестра, каждый раз про одно и то же, но с разными интонациями.

А Клавдию я всё же увидел в последний её приезд к нам в 1962 году в Волгоград. Её сумка была заполнена пузырьками, руки время от времени подрагивали. И вскоре после её отъезда пришло сообщение о гибели. И эту трагедию преждевременно загубленной жизни можно также рассматривать как следствие нашего невнимания к людям и неумения беречь их.

Однако судьба оказалась более милостива к реальной героине, чем автор показал в своей повести. У неё вырос сын Николай, рожденный от любимого мужа Александра Михайленко, который после смерти матери несколько лет жил с прабабушкой, а потом уехал на Украину к родственникам по отцовской линии в Донецк, работал шахтёром. Незадолго до своей смерти в 2014 году, моя сестра сообщила, что он, прожив более 60 лет, тоже ушёл из жизни, но оставил после себя сына и, возможно, ещё кого-то. Интересно было бы встретиться с моими пусть и дальними родственниками.

Теперь о других прототипах этой повести и событиях, которые происходили в реальной жизни. Чтобы читатель ясно представил это, я загляну в родословную нашего рода, которую мы с сестрой Александрой успели составить в конце 2008 года.

Итак, в хуторе Дёминском в конце 18 – начале 19 столетия в казачьей семье Николая и Евдокии было пятеро сыновей: Иван, Тимофей, Илья, Семён (погиб в 20 лет, упав с коня) и мой отец Степан, который умер в 1942 году в возрасте 39 лет от гнойного аппендицита за 35 дней до моего рождения, и ещё три дочери: Анна, Ганна и Татьяна.

В повести Сергея Попова-Соснина председателем ревизионной комиссии райкома являлся Иван Макаров, но автор не знал о существовании реального Ивана Николаевича, который умер в конце 1950-х годов. Он был рядовым колхозником, а ставший впоследствии секретарём райкома являлся Ефим Ильич, который для Клавдии был дядей, но двоюродным. Так вот, его я знал более основательно, чем дедушку и бабушку, о которых в свое время я не позаботился узнать. Он последние годы жизни прожил у своей дочери Юлии в Волгограде, ушёл из жизни где-то в начале нового столетия. Но эти мои встречи с ним были редки, а я по своей нерадивости почти и не спрашивал о его райкомовской деятельности, тем более об отце Илье. Уже позже я узнал от его дочери Юлии, что он историк по образованию, 1913 года рождения, сражался на войне в звании капитана связи, после работал учителем истории в х. Вихляевском и в дальнейшем в райцентре в вышеупомянутых должностях. Награждён орденом «Красной звезды» и послевоенными наградами. Его дочь Рекунова Юлия Ефимовна – педиатр, «Отличник здравоохранения», бывшая заведующая детским отделением больницы №7 города Волгограда. К сожалению, я потерял с ней всякую связь.

И еще об одном субъекте, которого автор упоминает в своей повести: родной бабушке Клавдии Николаевны, или «Чертопушке» (так она один раз назвала осколки горшка, черепушки), как её незлобиво прозвали в хуторе. Для меня же она была тёткой при родном дяде Тимофее. Полные инициалы – Макарова Марфа Тимофеевна. Все её дети: сыновья Прокофий и Василий погибли на фронте, а вышеупомянутая Галина – дочь, секретарь райкома, – от разрыва бомбы в Новоаннинке. Так вот, мою тетю, которую я воспринимаю как бабушку, помню более отчётливо. Она умерла где-то в конце семидесятых годов прошлого столетия. Моя сестра определила её в дом престарелых в Волгограде, посещала её, покупала продукты.

И ещё мне запомнилось, что когда в 1958 году после моих последних летних каникул я уезжал домой в Волгоград, то она старательно совала в чемодан, и в рюкзак, и в карманы сушки, банки с вареньем, муку и яйца. А ведь она, отправив правнука Николая в Донбасс, трудилась одна на приусадебном хозяйстве. Вот такой была эта сердобольная старушка, добрая и сердечная, как и её внучка, главная героиня повести.

Ещё о соотношении реальных событий в жизни и представленных в повести. Они почти достоверны, а расхождения не умаляют, а наоборот, усиливают художественные достоинства повести.

Итак, в повести Галина Макарова погибла 23 июня 1942 года во время страшной бомбёжки ново-анненского рынка, когда погибло около тысячи человек. Но в реальной жизни было несколько массированных налётов немцев на рабочий поселок Ново-Анненский, как он тогда назывался, с целью разрушить железнодорожный мост через реку Бузулук, что фашистам не удалось. Провалилась попытка взорвать его и парашютистами-десантниками. Один из них был задержан в Крутом овраге между Дёминкой и Долговкой тремя отважными дёминскими женщинами, одну из которых я знал хорошо – Любовь Пеганову. Так вот, моя мама рассказывала, что Галина Макарова присутствовала рядом с дядей (моим отцом), умирающим от аппендицита в г. Ново-Анненском и говорила такие слова: «Степан, ты ещё такой молодой (ему не было и сорока), ещё будешь жить и любить свою Екатерину, играть на свадьбах». Отец же пересохшими от жара губами прошептал: «Нет, Галя, всё… отлюбил и отыграл». Нам достоверно известна дата его смерти – 28 июня 1942 года. Таким образом, в реальности Галина Макарова не могла погибнуть во время тотальной бомбёжки ново-анненского рынка 23 июня. Она погибла чуть позже от очередной бомбёжки посёлка. А её дочь Клавдия в это время находилась где-то в другом месте. По словам моей мамы и сестры, всё, что осталось от Галины Тимофеевны после прямого попадания в неё бомбы – это туфли и прядь волос.

Жаль, конечно, что автор не ввёл в повесть сына Клавдии – Николая, что дало бы возможность показать характер её взаимоотношений с ним. Насколько я помню, никто из хуторян не говорил о ней как о плохой матери.

Возвращаюсь вновь к художественным особенностям повести «Дёминская Лолерея», о которых я уже упомянул в начале статьи. Она получилась добротная. Как и в рассказах, в ней ощущаются красота и запахи природы. Образный и сочный язык, мелодичные и ритмически организованные слова и предложения привлекают читателя. Как бы издалека доносится до нас своеобразный казачий говор, особенно выразительно это получилось в эпизоде общеколхозного партийного собрания. Кстати, автор здесь не изменил фамилии участвовавших в нём.

Я узнал от писателя, что он работал над повестью около 20 лет: как исследователь, собирал факты, делал записи. Отец и дядя писателя, участники описанного партсобрания с исключением из партии Клавдии, по его просьбе пересказали ход собрания, привели отдельные острые реплики героев. Так что местами это настоящая картина виртуального восстановления времени той жизни с населяющими её людьми.

Внимательный читатель найдёт в повести ответы на многие животрепещущие и вечные вопросы бытия.

В тексте статьи использованы ссылки на следующих писателей: 1. Брыксина, Т. Солнечность / Т. Брыксина // Отчий край. – 2011. — №4. – С. 223-225. – Рец. на кн.: Дёминские записки. – Волгоград: Издатель, 2009. – 136 с. 2. Макеев, В.С. Ручьистые рассказы / В.С. Макеев. – Волгоград: Издатель, 2009. – 136 с.

АНАТОЛИЙ МАКАРОВ,

член литературно-публицистического клуба «Мамаев Курган», ветеран труда Волгоградской области.

Об авторе представляемой статьи: Макаров Анатолий Степанович, 1942 года рождения, с 1942 по 1952 жил в хуторе «Дёминский» Новоаннинского района Волгоградской области, с 1952 по 2015 год – в г. Волгограде. Закончил филологический факультет ВолГУ (1991), член литературно-публицистического клуба «Мамаев Курган», свои статьи и стихи печатал во многих периодических изданиях.

Краткая история хутора:

Колхоз, организованный вокруг хутора Дёминский, с 1929 и до середины 70-х гг. без преувеличения гремел на всю страну своими производственными достижениями. О земляках уже в 1930 году писала газета "Правда".

В хутор в 1931 году приезжали поэт Демьян Бедный и известный писатель Валентин Катаев. Расцвет хозяйства пришёлся на период руководства им Порфирием Захаровичем Гвоздковым, который был удостоен высокого звания Героя Социалистического Труда.

Перестройка как ураган разрушила все достижения. За период с 90-х по 2010 гг. закрылась гостиница, пекарня, колхозная мельница, перестали существовать больница и огромный колхозный сад. Сейчас ситуация в хуторе улучшается. Но какова будет его судьба покажет будущее. (Статья А.Макарова в газете "Агровести" №41 (173) декабрь 2010г.).